История первая. Своя судьба

Пролог

Эскалатор полз медленно, натужно. Старая станция, ничего не поделаешь.
Зато ветер гулял в бетонной трубе вовсю -- трепал волосы, оттягивал
капюшон, забирался под шарф, толкал вниз.
Ветер не хотел, чтобы Егор поднимался.
Ветер просил вернуться.
Удивительно -- но никто вокруг, казалось, не замечал ветра. Людей было
немного -- к полуночи станция пустела. Несколько человек ехало навстречу,
на лестнице с Егором тоже почти никого: один впереди, двое или трое сзади.
И все.
Разве что еще -- ветер.
Егор засунул руки в карманы, покосился назад. Уже минуты две, едва он
вышел из поезда, его не оставляло ощущение чужого взгляда. Почему-то совсем
не страшное, скорее -- завораживающее, резкое, как укол.
В самом начале эскалатора, едва начиная подъем -- мужчина в форме. Не
милиционер, военный. Дальше женщина -- с сонным малышом, держащимся за
руку. Еще один мужчина, молодой, в яркой оранжевой куртке, с плеером. Он,
казалось, тоже спал на ходу.
Ничего подозрительного. Даже для мальчишки, который слишком поздно
возвращается домой. Егор снова посмотрел вверх -- увидел милиционера,
привалившегося к блестящим поручням, уныло высматривающего среди редких
пассажиров легкую добычу.
Ничего страшного.
Ветер толкнул Егора последний раз и стих -- будто смирился, понял, что
бороться бесполезно. Мальчик еще раз глянул назад -- и побежал по
сминающимся под ногами ступенькам. Надо было спешить. Непонятно почему, но
надо. Его еще раз кольнуло -- бессмысленно и тревожно, по шее прошел
холодок.
Это все ветер.
Егор выскочил в полуоткрытые двери, и пронизывающий холод навалился с
новой силой. Волосы, еще мокрые после бассейна, -- сушилка снова не
работала, -- мгновенно стали ледяными. Егор надвинул капюшон глубже, не
останавливаясь проскочил мимо ларьков, нырнул в переход. На поверхности
людей было куда больше, но тревога не проходила. Он даже обернулся -- не
замедляя шаг -- но никто за ним не следовал. Женщина с малышом шла к
трамвайной остановке, мужчина с плеером остановился возле ларька, изучая
бутылки, военный вообще еще не вышел из метро.
Мальчик шел по переходу, все убыстряя и убыстряя шаг. Откуда-то лилась
музыка -- тихая, едва слышная, но удивительно приятная. Тонкое пение
флейты, шелест гитарных струн, перезвон ксилофона. Музыка звала, музыка
торопила. Егор увернулся от спешащей навстречу компании, обогнал
плетущегося еле-еле, пьяненького и веселого мужичка. Из головы будто выдуло
все мысли, он уже почти бежал.
Музыка звала.
В нее уже вплетались слова... пока невнятные, слишком тихие, но такие
манящие. Егор выскочил из перехода, на миг остановился, глотая холодный
воздух. К остановке как раз подкатывал троллейбус. Можно было проехать одну
остановку, почти до самого дома...
Медленно, словно внезапно онемели ноги, мальчик пошел к троллейбусу.
Несколько секунд тот ждал с открытыми дверями, потом створки сошлись, и
машина отъехала от остановки. Егор вяло смотрел вслед -- музыка становилась
все громче, заполняла весь мир, от полукружья высотной гостиницы до
видневшегося невдалеке "коробка на ножках" -- его дома. Музыка предлагала
идти пешком. По ярко освещенному проспекту, где до сих пор шло немало
людей. Всего-то пять минут до подъезда.
А до музыки -- еще меньше...
Егор успел пройти метров сто, когда гостиница перестала прикрывать его
от ветра. Ледяной поток ударил в лицо, почти заглушая зовущую мелодию.
Мальчик зашатался, останавливаясь. Очарование рассеялось, зато вновь
вернулось ощущение чужого взгляда -- теперь еще густо замешанное на страхе.
Он обернулся -- к остановке подходил еще один троллейбус. А еще в свете
фонарей мелькнула ярко-оранжевая куртка. Мужчина, поднимавшийся с ним на
эскалаторе, шел следом. Все так же полуприкрыв глаза, но неожиданно быстро
и целеустремленно -- будто видел Егора.
Мальчик побежал.
Музыка зазвучала с новой силой, прорвалась сквозь завесу ветра. Он уже
мог различить слова... мог, но не хотел.
Правильнее всего сейчас было идти по проспекту, мимо закрытых, но ярко
освещенных магазинов, рядом с припоздалыми прохожими, на виду у несущихся
машин.
Но Егор свернул в подворотню. Музыка звала туда.
Здесь было совсем темно -- и только у стены шевелились две тонкие тени.
Егор видел их как сквозь туман, словно подсвеченные мертвенным синеватым
светом. Юноша и девушка, молодые, очень легко одетые, будто на дворе не
минус двадцать.
Музыка грянула последний раз -- пронзительно и торжествующе. Смолкла.
Мальчик почувствовал, как обмякает тело. Он весь был в поту, ноги не
держали, хотелось сесть на скользкий, покрытый обледенелой грязью тротуар.
-- Хорошенький... -- тихо произнесла девушка. У нее было тонкое лицо,
впалые щеки, бледная кожа. Только глаза казались живыми -- черные,
огромные, затягивающие.
-- Оставишь... чуть-чуть... -- сказал юноша. Улыбнулся. Они были похожи
как брат и сестра -- не чертами лица, а чем-то неуловимым, общим для них,
наброшенным сверху, словно пыльная полупрозрачная тюль.
-- Тебе? -- девушка на миг отвела от Егора взгляд. Оцепенение слегка
спало, зато нахлынул страх. Мальчик открыл рот -- но встретил взгляд юноши,
и не смог закричать. Его будто стянуло холодной резиновой пленкой.
-- Да. Держи!
Девушка насмешливо фыркнула. Перевела взгляд на Егора, вытянула губы,
будто в воздушном поцелуе. Тихо произнесла уже знакомые слова -- те самые,
что вплетались в манящую музыку.
-- Иди сюда... иди ко мне...
Егор стоял неподвижно. Сил убежать не было, несмотря на весь ужас,
несмотря на рвущийся и застревающий в горле крик. Но, по крайней мере, он
мог просто стоять.
Мимо подворотни прошла женщина с двумя здоровенными овчарками на
поводке. Медленно, заторможено, будто двигаясь под водой, будто снясь в
страшном сне. Краем глаза Егор увидел, как псы дернулись, потянули в
подворотню -- и в душе вспыхнула безумная надежда. Овчарки зарычали, но
как-то неуверенно, с ненавистью и страхом одновременно. Женщина на миг
остановилась, подозрительно посмотрела в подворотню. Егор поймал ее
взгляд -- слепой, словно сквозь пустое место.
-- Пошли! -- она дернула поводки, и собаки охотно отступили к ее ногам.
Юноша тихо засмеялся.
Женщина ускорила шаг, скрылась из вида.
-- Не идет! -- капризно воскликнула девушка. -- Ну ты посмотри, он же не
идет!
-- Сильнее, -- коротко сказал юноша. Нахмурился. -- Учись.
-- Иди! Иди ко мне! -- с напором произнесла девушка. Егор стоял метрах в
двух, но ей словно было важно, чтобы он сам прошел это расстояние.
И Егор понял, что сопротивляться больше сил нет. Взгляд девушки держал,
приклеивал к невидимой резиновой привязи, слова звали, и он ничего не мог с
собой поделать. Знал, что идти нельзя -- и все-таки сделал шаг. Девушка
улыбнулась -- блеснули ровные белые зубы. Сказала:
-- Сними шарф.
Противиться он уже не мог. Дрожащими руками сбросил капюшон, стянул, не
разматывая, шарф. Шагнул навстречу зовущим черным глазам.
У девушки что-то происходило с лицом. Отвисала нижняя челюсть, зубы
шевелились, искривлялись. Блеснули длинные, уже нечеловеческие клыки.
Егор сделал еще шаг.

Глава 1

Ночь начиналась неудачно.
Я проснулся, едва лишь стемнело. Лежал, глядя, как тают в щелях жалюзи
последние проблески света, размышлял. Пятая ночь охоты -- и все
безрезультатно. Едва ли и сегодня повезет.
В квартире было холодно, батареи чуть грели. Единственное, за что люблю
зиму -- быстро темнеет, и людей на улицах мало. А так... давно бы плюнул на
все, уехал из Москвы, куда-нибудь в Ялту или в Сочи. Именно на Черное море,
а не на далекие острова чужих теплых океанов, люблю, когда вокруг родная
речь...
Глупые мечты, конечно.
Рановато мне еще на покой, в теплые края.
Не заслужил.
Телефон словно дожидался моего пробуждения -- зачирикал, требовательно и
мерзко. Я нащупал трубку, приложил к уху -- молча, не говоря ни слова.
-- Антон, ответь.
Я молчал. Голос у Ларисы деловой, собранный, но уже усталый. Весь день
не спала, явно.
-- Антон, тебя соединить с шефом?
-- Не надо, -- буркнул я.
-- То-то. Проснулся?
-- Да.
-- Ты сегодня как обычно.
-- Что-то новое случилось?
-- Нет, ничего.
-- Позавтракать есть чем?
-- Найду.
-- Хорошо. Удачи.
Пожелание было вялым, скучным. Лариса в меня не верила. Шеф, наверняка,
тоже.
-- Спасибо, -- сказал я частым гудкам. Поднялся, совершил экскурсию в
туалет и ванную. Начал было намазывать зубной пастой щетку, потом
сообразил, что спешу, отложил ее на край раковины.
На кухне было совсем темно, но свет я, конечно же, включать не стал.
Открыл дверцу холодильника -- вывернутая лампочка мерзла среди продуктов.
Посмотрел на кастрюлю, накрытую дуршлагом. В дуршлаге валялся кусок
полурастаявшего мяса. Я вынул дуршлаг, поднес кастрюлю к губам, сделал
глоток.
Если кто-то думает, что свиная кровь -- это вкусно, то он ошибается.
Вернув кастрюлю с остатками натекшей крови на место, я прошел в ванную.
Тусклая синяя лампочка едва разгоняла темноту. Я долго, с ожесточением,
чистил зубы, потом не выдержал, совершил еще один поход на кухню, и глотнул
ледяной водки из морозильника. Теперь в животе было не просто тепло,
горячо. Чудесный букет ощущений -- холод на зубах и жар в животе.
-- Чтоб тебе самому... -- начал было я в адрес шефа, но вовремя
опомнился. С него станется почувствовать даже неоформленное проклятие.
Двинувшись в комнату я стал собирать разбросанные повсюду предметы
гардероба. Брюки нашлись под кроватью, носки на подоконнике, рубашка
почему-то висела на маске Чхоен.
Древний корейский царь взирал на меня с неодобрением.
-- Стереги лучше, -- буркнул я, и тут снова заверещал телефон. Запрыгав
по комнате я нашел трубку.
-- Антон, ты что-то хотел мне сказать? -- поинтересовался незримый
собеседник.
-- Никак нет, -- мрачно сказал я.
-- Ну-ну. Добавь "рад стараться, ваше благородие".
-- Не рад. Тут уж ничего не поделаешь... ваше благородие.
Шеф помолчал:
-- Антон, я все-таки попрошу тебя отнестись серьезнее к сложившемуся
положению. Хорошо? Утром жду с отчетом, в любом случае. И... удачи тебе.
Я не то, чтобы устыдился. Но все-таки раздражение поутихло. Спрятав
сотовый в карман куртки, открыл шкаф в прихожей. Некоторое время размышлял,
чем завершить обмундирование. Было у меня несколько новинок в снаряжении,
подаренных друзьями за последнюю неделю. И все-таки я остановился на
обычном наборе -- в меру универсальном, и достаточно компактном.
Еще -- минидисковый плеер. Слух мне не нужен совершенно, а вот скука --
враг неумолимый.
Перед выходом я долго рассматривал в глазок лестницу. Никого.
Так началась очередная ночь...